Эксперт: США пора вспомнить про Ирак, чтобы не уступить его России
Политика американского лидера Дональда Трампа в отношении Ближнего Востока подрывает авторитет США в регионе, который как раз сейчас захлестнула «волна авторитаризма», пишет в своей статье для The American Interest политолог Анна Борщевская. По мнению эксперта, это особенно наглядно проявляется в Ираке, правительство которого всё сильнее сближается с Россией благодаря как «мягкой», так и «жёсткой» силе последней. 
Решение президента США Дональда Трампа о выводе войск из северо-западных регионов Сирии, в результате которого силы курдов, боровшиеся бок о бок с американцами против ИГ*, оказались «брошенными на произвол судьбы» на фоне вторжения Турции, продемонстрировало «всем противникам и союзникам Америки, что единственная сверхдержава мира — глубоко ненадёжна и ведёт себя до безответственности непредсказуемо», пишет в своей статье для The American Interest старший научный сотрудник аналитического центра «Вашингтонский институт внешней политики» Анна Борщевская. Что ещё хуже, подчёркивает эксперт, подобные шаги администрации Трампа вошли в противоречие с её собственными стратегическими соображениями, перечисленными в Стратегии по национальной безопасности 2017 года: согласно этому документу, Вашингтон должен был вступить в конкуренцию с великими державами, но его поведение в Сирии можно квалифицировать лишь как «отступление перед Россией и Ираном».
Между тем, продолжает Борщевская, в шуме «всеобщего возмущения» политикой Трампа несколько затерялись конкретные последствия его решения. По мнению аналитика, рассмотреть эти последствия, а также геополитическую обстановку в регионе, можно на примере Ирака — и того, как он выстраивает свои отношения с Россией.
Как пишет автор, геополитическая стратегия Москвы в Ираке включает в себя компоненты как «мягкой, так и жёсткой силы», и они вот уже некоторое время оказывают на страну вполне серьёзное влияние. Кремль заключает договорённости и постепенно налаживает отношения в иракской энергетике, оборонной инфраструктуре, медийной сфере и правительстве, о чём неоднократно объявляли дипломаты с обеих сторон, отмечает Борщевская. По данным СМИ, общий объём вложений России в энергетический сектор Ирака превысил $10 млрд; кроме того, в феврале 2008 года Москва списала Багдаду советские долги в размере $12,9 млрд в обмен на заключение контракта о поставках нефти на сумму $4 млрд, включающего ограниченный доступ к Западной Курне — 2 — одному из крупнейших в мире месторождений нефти.
Российские «Лукойл» и «Газпром» появились на энергетическом рынке Иракского Курдистана ещё в 2012 году и впоследствии смогли заключить там ряд соглашений, говорится в материале. Три года спустя, когда американские энергетические компании стали сворачивать своё присутствие в стране из-за опасений за свою безопасность, власти региона позвали к себе другие российские предприятия, отмечает автор.
В октябре 2013 года Москва вновь начала поставлять в Ирак оружие, восстановив ранее заключённый с Багдадом контракт на $4,2 млрд, из которого иракские власти вышли годом ранее из-за предполагаемой коррупции, пишет Борщевская. В начале 2014-го Вашингтон задержал доставку в Ирак закупленных до этого Багдадом истребителей F-16 и вертолётов «Апач» из-за сомнений по поводу данной сделки в конгрессе и бюрократических проволочек — и тогда премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади попросил помощи у Владимира Путина, который в кратчайшие сроки поставил иракской стороне 12 истребителей. Хотя иракцы к середине 2015-го и начали получать свои F-16, они были им нужны именно в начале 2014-го — как нуждались они тогда и в авиаударах против ИГ, которые Америка осуществила только к августу; иракцы до сих пор помнят, как быстро к ним пришло российское оружие в то сложное время, когда они нуждались в нём больше всего. Такой шаг Москвы помог создать Путину «имидж лидера, который помог Ираку бороться против ИГ», поясняет автор статьи.
В октябре 2015 года, буквально через несколько дней после того, как Москва объявила о своём вмешательстве в сирийский кризис, в Багдаде открылся новый информационный центр для обмена разведданными между российскими, иранскими и сирийскими спецслужбами, а также организацией «Хезболла», напоминает эксперт. Несмотря на то, что своих заявленных задач по обнаружению объектов ИГ для последующих авиаударов центр не выполнял, он стал «законным основанием для Москвы, чтобы сохранить в Ираке присутствие своих разведывательных служб», полагает Борщевская.
Несмотря на то, что Москва является далеко не главным игроком в Ираке, она смогла создать себе репутацию силы, «которая, в отличие от США, не даёт несбыточных обещаний, а если что-то и обещает, то обязательно это выполняет», отмечает аналитик. «RT Arabic помогает формировать Кремлю положительный имидж, и иракцы считают это СМИ достоверным источником информации, — пишет она. — Среди прочего, RT Arabic утверждает, что Россия последовательно борется с ИГ». Кроме того, как подчёркивает Борщевская, Россия позиционирует себя в Ираке как страну, которая оберегает права человека — она репатриировала детей российских граждан, вступивших в ряды ИГ в Ираке и Сирии, предоставляет иракцам небольшое количество грантов на получение высшего образования в России и делает шаги к расширению сотрудничества с Багдадом в образовательной сфере. Хотя иракские граждане в целом всё же предпочитают учиться на Западе, им нередко мешают высокая стоимость образования и бюрократические барьеры, говорится в материале.
В Ираке Москва сталкивается с определённой конкуренцией со стороны Ирана, однако Россия чаще всего предпочитает сотрудничать с Тегераном — их объединяют антиамериканские настроения и желание сопротивляться влиянию США на Ближнем Востоке, рассуждает автор. Своё влияние в Ираке старается наращивать и Китай, растущие энергетические аппетиты которого всё больше заставляют его засматриваться на Ближний Восток, однако, хоть торговый оборот Багдада с Пекином значительно превышает таковой с Россией — $30 млрд против $1,7 млрд, — в оборонном и энергетическом плане Ирак всё-таки предпочитает россиян, а не китайцев, признаёт Борщевская.
Как пишет аналитик, многие американцы в настоящий момент преисполнены «усталости от Ирака», и большинство из них не понимают, что, несмотря на сохраняющиеся в этой стране проблемы, некоторые из «завоёванных потом и кровью свобод» всё же закрепились среди иракцев после падения «жестокого диктатора» Саддама Хуссейна: так, иракцы больше не боятся задавать своим властям неудобные вопросы на публичных площадках, чего на Ближнем Востоке не найти почти больше нигде — за исключением разве что Израиля и Туниса. Помимо этого, соцопросы свидетельствуют, что в последние годы в Ираке сходит на нет межконфессиональная вражда, и всё больше граждан определяют себя именно как иракцы, а не как представители своего этно-религиозного сообщества, отмечает автор. По мысли Борщевской, действия господина Трампа наносят огромный урон авторитету США на Ближнем Востоке, но США всё равно следует активно развивать отношения с Ираком — ведь, если Вашингтон продолжит отказываться от участия в жизни этой страны, он не сможет противодействовать влиянию Ирана и России, и по Ираку ударит захлестнувшая регион «волна авторитаризма».
* «Исламское государство» (ИГ) — организация признана террористической по решению Верховного суда РФ от 29.12.2014.
Решение президента США Дональда Трампа о выводе войск из северо-западных регионов Сирии, в результате которого силы курдов, боровшиеся бок о бок с американцами против ИГ*, оказались «брошенными на произвол судьбы» на фоне вторжения Турции, продемонстрировало «всем противникам и союзникам Америки, что единственная сверхдержава мира — глубоко ненадёжна и ведёт себя до безответственности непредсказуемо», пишет в своей статье для The American Interest старший научный сотрудник аналитического центра «Вашингтонский институт внешней политики» Анна Борщевская. Что ещё хуже, подчёркивает эксперт, подобные шаги администрации Трампа вошли в противоречие с её собственными стратегическими соображениями, перечисленными в Стратегии по национальной безопасности 2017 года: согласно этому документу, Вашингтон должен был вступить в конкуренцию с великими державами, но его поведение в Сирии можно квалифицировать лишь как «отступление перед Россией и Ираном».
Между тем, продолжает Борщевская, в шуме «всеобщего возмущения» политикой Трампа несколько затерялись конкретные последствия его решения. По мнению аналитика, рассмотреть эти последствия, а также геополитическую обстановку в регионе, можно на примере Ирака — и того, как он выстраивает свои отношения с Россией.
Как пишет автор, геополитическая стратегия Москвы в Ираке включает в себя компоненты как «мягкой, так и жёсткой силы», и они вот уже некоторое время оказывают на страну вполне серьёзное влияние. Кремль заключает договорённости и постепенно налаживает отношения в иракской энергетике, оборонной инфраструктуре, медийной сфере и правительстве, о чём неоднократно объявляли дипломаты с обеих сторон, отмечает Борщевская. По данным СМИ, общий объём вложений России в энергетический сектор Ирака превысил $10 млрд; кроме того, в феврале 2008 года Москва списала Багдаду советские долги в размере $12,9 млрд в обмен на заключение контракта о поставках нефти на сумму $4 млрд, включающего ограниченный доступ к Западной Курне — 2 — одному из крупнейших в мире месторождений нефти.
Российские «Лукойл» и «Газпром» появились на энергетическом рынке Иракского Курдистана ещё в 2012 году и впоследствии смогли заключить там ряд соглашений, говорится в материале. Три года спустя, когда американские энергетические компании стали сворачивать своё присутствие в стране из-за опасений за свою безопасность, власти региона позвали к себе другие российские предприятия, отмечает автор.
В октябре 2013 года Москва вновь начала поставлять в Ирак оружие, восстановив ранее заключённый с Багдадом контракт на $4,2 млрд, из которого иракские власти вышли годом ранее из-за предполагаемой коррупции, пишет Борщевская. В начале 2014-го Вашингтон задержал доставку в Ирак закупленных до этого Багдадом истребителей F-16 и вертолётов «Апач» из-за сомнений по поводу данной сделки в конгрессе и бюрократических проволочек — и тогда премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади попросил помощи у Владимира Путина, который в кратчайшие сроки поставил иракской стороне 12 истребителей. Хотя иракцы к середине 2015-го и начали получать свои F-16, они были им нужны именно в начале 2014-го — как нуждались они тогда и в авиаударах против ИГ, которые Америка осуществила только к августу; иракцы до сих пор помнят, как быстро к ним пришло российское оружие в то сложное время, когда они нуждались в нём больше всего. Такой шаг Москвы помог создать Путину «имидж лидера, который помог Ираку бороться против ИГ», поясняет автор статьи.
В октябре 2015 года, буквально через несколько дней после того, как Москва объявила о своём вмешательстве в сирийский кризис, в Багдаде открылся новый информационный центр для обмена разведданными между российскими, иранскими и сирийскими спецслужбами, а также организацией «Хезболла», напоминает эксперт. Несмотря на то, что своих заявленных задач по обнаружению объектов ИГ для последующих авиаударов центр не выполнял, он стал «законным основанием для Москвы, чтобы сохранить в Ираке присутствие своих разведывательных служб», полагает Борщевская.
Несмотря на то, что Москва является далеко не главным игроком в Ираке, она смогла создать себе репутацию силы, «которая, в отличие от США, не даёт несбыточных обещаний, а если что-то и обещает, то обязательно это выполняет», отмечает аналитик. «RT Arabic помогает формировать Кремлю положительный имидж, и иракцы считают это СМИ достоверным источником информации, — пишет она. — Среди прочего, RT Arabic утверждает, что Россия последовательно борется с ИГ». Кроме того, как подчёркивает Борщевская, Россия позиционирует себя в Ираке как страну, которая оберегает права человека — она репатриировала детей российских граждан, вступивших в ряды ИГ в Ираке и Сирии, предоставляет иракцам небольшое количество грантов на получение высшего образования в России и делает шаги к расширению сотрудничества с Багдадом в образовательной сфере. Хотя иракские граждане в целом всё же предпочитают учиться на Западе, им нередко мешают высокая стоимость образования и бюрократические барьеры, говорится в материале.
В Ираке Москва сталкивается с определённой конкуренцией со стороны Ирана, однако Россия чаще всего предпочитает сотрудничать с Тегераном — их объединяют антиамериканские настроения и желание сопротивляться влиянию США на Ближнем Востоке, рассуждает автор. Своё влияние в Ираке старается наращивать и Китай, растущие энергетические аппетиты которого всё больше заставляют его засматриваться на Ближний Восток, однако, хоть торговый оборот Багдада с Пекином значительно превышает таковой с Россией — $30 млрд против $1,7 млрд, — в оборонном и энергетическом плане Ирак всё-таки предпочитает россиян, а не китайцев, признаёт Борщевская.
Как пишет аналитик, многие американцы в настоящий момент преисполнены «усталости от Ирака», и большинство из них не понимают, что, несмотря на сохраняющиеся в этой стране проблемы, некоторые из «завоёванных потом и кровью свобод» всё же закрепились среди иракцев после падения «жестокого диктатора» Саддама Хуссейна: так, иракцы больше не боятся задавать своим властям неудобные вопросы на публичных площадках, чего на Ближнем Востоке не найти почти больше нигде — за исключением разве что Израиля и Туниса. Помимо этого, соцопросы свидетельствуют, что в последние годы в Ираке сходит на нет межконфессиональная вражда, и всё больше граждан определяют себя именно как иракцы, а не как представители своего этно-религиозного сообщества, отмечает автор. По мысли Борщевской, действия господина Трампа наносят огромный урон авторитету США на Ближнем Востоке, но США всё равно следует активно развивать отношения с Ираком — ведь, если Вашингтон продолжит отказываться от участия в жизни этой страны, он не сможет противодействовать влиянию Ирана и России, и по Ираку ударит захлестнувшая регион «волна авторитаризма».
* «Исламское государство» (ИГ) — организация признана террористической по решению Верховного суда РФ от 29.12.2014.
