Le Figaro: Выигравшие от глобализации читают нотации проигравшим

Европейский парламент проголосовал за начало санкционного процесса против Виктора Орбана. Жером Фурке анализирует это событие в свете изменения границ политического раскола в Европе.

«Фигаро»: Евродепутаты проголосовали за применение статьи 7 и санкций против Виктора Орбана. «Сегодняшнее решение — всего лишь мелочная месть Венгрии со стороны проиммиграционных политиков», — заявил в Будапеште министр иностранных дел страны Петер Сийярто (Peter Szijjarto). Это событие подтвердило изменение линий раскола в Европе вокруг идеи «открытости» и миграционного вопроса?

Жером Фурке: Мне кажется, к анализу этих событий можно подходить с двух сторон. В структурном плане, мы наблюдаем в Европе и США усиление нового противостояния, которое выстраивается вокруг раздела открытость-победители / закрытость-проигравшие. В моей книге «Новый раскол» я пытаюсь показать, что на раскол между категориями населения, которые извлекают выгоду или приспосабливаются к новому раскладу в экономике и, с другой стороны, остаются за бортом или становятся жертвами преобразований капитализма и глобализации торговли, накладывается противостояние между сторонниками открытого и закрытого общества (в последнем случае речь идет как минимум о защите от свободной торговли и миграционных потоков с помощью границ). Это наслоение происходит более или менее гармонично в зависимости от существующего в разных западных странах политического предложения.

Помимо этих существующих в глубине всех западных демократий тектонических процессов стоит отметить, что недавняя мобилизация против Орбана несет в себе и конъюнктурный элемент. В перспективе будущих европейских выборов (а они обещают быть непростыми) некоторые политики, и в первую очередь Эммануэль Макрон, увидели выгоду в том, чтобы устроить представление европейских масштабов с крестовым походом против популизма в лице Орбана/Сальвини.

Эммануэль Макрон уже разыгрывал противостояние между «прогрессистами» и «националистами» во время президентских выборов во Франции. Он пытался тем самым собрать вокруг себя все умеренные элементы левого и правого электората для противостояния угрозе Ле Пен.

— Не придает ли это Орбану образ «плохиша» при том, что в рамках этого нового раскола не последнее место занимают нравственные моменты, а каждый из лагерей предает противников анафеме и называет их врагами демократии?

— Нравственная составляющая, разумеется, вездесуща в этой риторике и занимает центральное положение в этом видении мира. Использование нравственности для дискредитации противника, например, с точки зрения направления истории, представляет собой старый политический процесс. Марксисты и коммунисты в прошлом называли противников реакционерами и ретроградами, пережитками истории. Нравственная дискредитация может также опираться на некие высшие ценности вроде прав человека. Нынешняя риторика защиты европейского идеала включает в себя два уровня. Те, кто придерживаются его, следуют верным историческим путем, поскольку европейское строительство представляется как очевидная необходимость для того, чтобы переживающие демографический спад европейские страны могли рассчитывать на влияние в новой мировой геополитике. Кроме того, сторонники этой риторики определенно находятся в лагере добра, поскольку гуманистические ценности и уважение прав человека являются неотъемлемой составляющей ДНК европейского строительства.

Как бы то ни было, на пути такой аргументации встает следующая проблема: Сальвини и Орбан были избраны в своих странах демократическим путем. Здесь вступает в игру концепция «нелиберальной демократии», которая заключается в признании «формально» демократического характера этих стран и автократической природы их властей.

Как пишет Яша Мунк (Yascha Mounk) в книге «Народ против демократии», немалая часть прогрессистского лагеря начинает осознавать, что политический либерализм и народный суверенитет, которые в течение десятилетий сосуществовали на Западе, не обязательно идут рука об руку. Выражаемая на выборах и референдумах народная воля может в некоторых случаях идти против норм и правил юридического порядка, в котором существует эта власть. В этом заключается различие между легальностью и легитимностью, о которой в свое время говорил Карл Шмитт (Carl Schmitt).

Мы в Европе вновь пришли к столкновению двух этих понятий. Сторонники Орбана и Сальвини напирают на полученную теми на выборах легитимность, тогда как их противники считают, что определенные нормы европейского права стоят выше народного суверенитета. В частности это касается свободы движения и долга по принятию мигрантов.

— В этом последнем случае понятие границ, судя по всему, стало по-настоящему вездесущим?

— Именно так, причем сразу с нескольких сторон. В историческом плане, граница обрисовывает национальное объединение и очерчивает периметр, внутри которого полностью действует народный суверенитет. Для сторонников традиционных взглядов нация и народ являются единственными хозяевами на своей территории.

Тем не менее по мере развития европейского строительства был постепенно сформирован целый юридический арсенал (правовые нормы, европейский суд, договоры), который все сильнее ограничивает выражение народного суверенитета даже в пределах национальных границ. Эти изменения становятся большим подспорьем для так называемых «популистских» сил, которые предлагают народам вновь взять в руки свою судьбу и сбросить «европейское ярмо».

Кроме того, с учетом своей федералистской природы европейский проект всегда был нацелен на упразднение границ для обеспечения свободного перемещения людей и товаров, а также преодоления национальных рамок, которые воспринимаются как очаг национализма, вызвавшего столько проблем в европейской истории. Формирование шенгенской зоны и падение берлинской стены (она рассматривается как символ разделившей надвое континент милитаризированной границы) были двумя очень важными событиями в истории постепенного упразднения границ и европейском сознании. Только вот всего через 30 лет после падения берлинской стены границы и колючая проволока появляются вновь, причем не абы где, а в Венгрии, стране, которая первой разрушила железный занавес.

Во Франции произошли те же символические перемены. Во время открытия туннеля под Ла-Маншем в 1993 году Кале стал символом европейской интеграции в силу преодоления такой естественной границы. 30 лет спустя там появились «джунгли», портовые решетки и стены во всех стратегических местах. Теперь город воплощает в себе возвращение к самым что ни на есть закрытым границам.

— Во Франции «Национальное объединение» и выступающие за суверенитет депутаты голосовали против этих мер, тогда как среди «Республиканцев» возникли разногласия насчет того, какую позицию занять. Может ли этот вопрос вызвать раскол среди правых?

— Эти разногласия возникли отнюдь не вчера. Среди правых всегда наблюдались разногласия по поводу европейского строительства вне зависимости от названия партии. Часть депутатов всегда придерживалась евроскептического курса. Так, Ален Жюппе (Alain Juppé) недавно подтвердил согласие с европейским курсом Макрона, тогда как Ален Вокье (Alain Wauquiez) отстаивал гораздо более жесткую линию.

Риск раскола был вполне реальным, а гипотеза объединения правых сторонников Жюппе с президентским большинством на этих выборах представлялось самым вероятным сценарием. Как бы то ни было, на этот счет стали возникать сомнения после падения рейтингов президента. На прошлых выходных мы наблюдали среди сторонников Жюппе в Бордо разногласия и замешательство по поводу стратегии на европейских выборах. Не исключено, что, несмотря на идеологические разногласия оба течения правых в конечном итоге сформируют общие списки исходя из политической целесообразности. Остается понять, кто мог бы возглавить его, обеспечив минимально приемлемый для всех уровень единства…

— Все депутаты левых партий (даже те, кто настроены против ЕС) голосовали за санкции против Орбана. Кроме того, они явно не хотят доводить свою антисистемность до миграционного вопроса. Нежелание протестных левых партий поднимать миграционную проблематику становится препятствием на пути объединения всех правых и левых противников глобализации в одну большую политическую структуру на благо тех, кто проиграли от глобализационных процессов?

— Здесь мы затрагиваем очень важный момент. В Европе, безусловно, набирает силу раскол открытость-победители / закрытость-проигравшие. Во многих странах он заменяет или уже заменил старый раскол на правых и левых, становясь значимым политическим явлением. Как бы то ни было, хотя этот новый раскол набирает силу, он еще не смог стереть разделение на правых и левых, которое до сих пор имеет значение как для электората, так и на политической сцене.

Оба этих раскола существуют параллельно, хотя новый и занял центральное место. Так, во втором туре последних президентских выборов во Франции впервые сошлись два представителя нового раскола. В то же время представлявшие раскол на правых и левых Фийон и Меланшон набрали по 20%, что тоже немало. Его существование также подтверждает тот факт, что, несмотря на все попытки Ле Пен представить себя лидером протестного лагеря, большинство избирателей Меланшона не стали голосовать за нее во втором туре. Хотя они тоже критически отзываются о глобализации и европейском строительстве, они не смогли голосовать за «Национальный фронт». Избиратели Нацфронта и «Непокоренной Франции» находились в лагере «проигравших», но их разделяло совершенно разное отношение к иммиграции, которое все еще остается маркером старого противоборства правых и левых.

— Вам не кажется, что помимо раскола на тех, кто остался за бортом глобализации и полностью интегрировался в нее, в Европе может возникнуть разлом между Востоком и Западом?

— Восточные страны действительно проявляют единство в миграционном вопросе и выступают против западных. Как бы то ни было, это противостояние не является таким уж однозначным. Если рассматривать разделение на восток и запад, как на новую и старую Европу, становится видно, что исторические члены ЕС вроде Италии и Австрии занимают схожие с восточными странами позиции.

Может ли это привести к развалу? Тут, конечно, следует воздержаться от громких прогнозов, но мне кажется, что экономика Италии и Австрии, членов еврозоны, слишком сильно связана с партнерами, чтобы они вдруг решились на выход (трудности Брексита охладили пыл). Точно также, восточные страны слишком нуждаются в Европе: им слишком важны структурные фонды, а также открытость запада для экспорта и их трудящихся, чтобы они решились на настоящий конфликт.

Как бы то ни было, напряженность сильна и может заблокировать любые подвижки в процессе европейской интеграции. В этом заключается серьезная проблема для Макрона, который сделал европейское строительство одной из главных осей своей политики. Меркель в свою очередь приходится иметь дело с усилением «Альтернативы для Германии» и ужесточением позиций ХДС/ХСС в миграционном вопросе. Кроме того, все окружение Германии, от Польши до Италии, от Чехии до Венгрии и Австрии, занимает все более радикальную позицию в этом вопросе и уходит с орбиты Берлина.

Жером Фурке (Jérôme Fourquet), директор Департамента общественного мнения и бизнес-стратегии Французского института общественного мнения.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.