Ядерная гонка определяет военную доктрину России
На прошлой неделе посол России в США Анатолий Антонов принял участие в конференции по ядерной политике, организованной Фондом Карнеги. В её ходе дипломату задали вопрос по поводу того, станет ли Россия использовать ядерное оружие, чтобы одержать победу в конфликте, который она ранее проигрывала, если до этого применялись только обычные виды вооружения? Антонов категорически отверг это предположение, назвав его «сказкой» и упомянув про «множество поддельных новостей».
Подпись к изображению: Испытания новой российской межконтинентальной крылатой ракетой с ядерной установкой
В частности, посол заявил: «В российской доктрине отсутствует концепция первого удара. В нашей доктрине чётко определено, когда и при каких обстоятельствах мы можем использовать ядерное оружие: когда происходит нападение на Российскую Федерацию и когда есть угроза существованию Российской Федерации, а также наших союзников».
Далее Антонов опроверг мнение многих западных экспертов о том, что военная доктрина Москвы содержит ядерную стратегию, которую можно описать как «эксалация для деэскалации». Она предполагает нанесение ограниченного ядерного удара в ответ на крупномасштабное нападение с применением обычных вооружений, что расширяет оборонные возможности, позволяя предотвратить дальнейшую эскалацию конфликта.
Антонов порекомендовал аудитории прочитать общедоступные российские документы по данному вопросу. Однако, последовав его совету, можно сделать обратный вывод – нынешняя российская военная доктрина всё же допускает нанесение первого ядерного удара, даже если России или её союзникам угрожает только обычное, а не ядерное оружие.
Так, статья 27 доктрины гласит следующее: «Россия оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против неё и (или) её союзников ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства».
Исходя из этого, в бюллетене Defense One утверждалось, что это положение в военной доктрине России явно допускает нанесение первого ядерного удара.
Текст статьи 27 позволяет применять различные толкования того, что представляет собой опасность для государства и при каких условиях Россия пустит в ход ядерное оружие. Москва обычно утверждает, что российское государство подвергается угрозе со стороны западной политики. «Таким образом, доктрина – это просто точка отсчёта, а не чёткие указания», – отметил Стивен Бланк, старший научный сотрудник Американского совета по внешней политике.
По мнению Стефана Форсса, профессора финского Университета национальной обороны, российская военная доктрина, в основном, носит оборонительный характер, поскольку её главная цель – избежать войны со схожими по силе противниками.
«Однако, если война становится неизбежной, всё немедленно меняется, – полагает Форсс. – Тогда Россия переходит в наступление. Мрачные уроки Второй мировой войны и операции «Барбаросса» сводятся к тому, что ходу событий тех лет нельзя дать повториться. Война должна вестись за пределами Отечества».
Большинство западных военных аналитиков сходятся во мнении, что есть фундаментальное различие между тем, что Россия утверждает в своих публичных документах, и тем, что она делает для увеличения своего ядерного арсенала. Российская система снабжения и развёртывания ставит ядерное оружие в приоритетное положение. Чиновники Пентагона сообщили о том, что Россия активно наращивает свои ядерные силы. Ожидается, что к 2026 году будет развёрнуто в общей сложности 8 тысяч боеголовок – как крупных стратегических, так и новых малой и сверхмалой мощности.
В своём докладе от 2017 года «Новое ядерное обозрение в условиях новой эпохи» эксперты из США пришли к выводу, что российская доктрина претерпела фундаментальные изменения с конца 1990-х годов, причём ядерное оружие приобрело большее значение. Информация из открытых источников и доклады американских чиновников в НАТО указывают на то, что Россия разработала ядерную стратегию, предполагающую «эскалацию для деэскалации» или, точнее говоря, «эскалацию для победы», которая содержит возможность нанесения первого ядерного удара в региональных и локальных конфликтах с тем, чтобы завершить их на выгодных для России условиях.
Бывший министр обороны США Джеймс Мэттис описал российскую ядерную доктрину как «эскалацию для победы, а затем деэскалацию».
Стефан Форсс цитирует Юрия Трутнева, известного российского разработчика ядерного оружия, который полагает, что убедительность системы сдерживания зависит от непрерывной цепочки действующего ядерного оружия, рассчитанного на весь спектр военных действий.
«Нынешние огромные инвестиции России в целый ряд традиционных и нестандартных систем ядерного оружия служат доказательством того, что в своём широкомасштабном наращивании ядерного потенциала Москва следует советам Трутнева», – заключает Форсс.
Авторы новой книги «Военная стратегия и военная доктрина России» также приводят слова Трутнева: «Материальная основа означает, что система вооружений определяет реальную доктрину, в отличие от заявленной».
Заявленная российская военная доктрина действительно может существенно отличаться от реальной, так же как официальные заявления Москвы в пользу ядерного нераспространения расходятся с её действиями, направленными на выход из соответствующих договоров. В ходе упомянутой конференции посол Антонов, который десять лет назад возглавлял российскую делегацию на переговорах по новому договору СНВ, нанёс удар по этому последнему крупному соглашению о нераспространении ядерного оружия. Он отверг идею расширения договора путём включения в него недавно разработанных систем ядерного оружия и средств его доставки. Антонов нашёл эту идею провальной. По его мнению, обе стороны должны соблюдать положения договора, то есть оставить за рамками соглашения новое российское ядерное оружие, такое как ядерный подводный аппарат «Посейдон», крылатую ракету с ядерным двигателем «Буревестник» и другие разработки.
Очевидно, Россия изменила курс и больше не следует горбачёвскому видению мира, свободного от ядерного оружия.
Подпись к изображению: Испытания новой российской межконтинентальной крылатой ракетой с ядерной установкой
В частности, посол заявил: «В российской доктрине отсутствует концепция первого удара. В нашей доктрине чётко определено, когда и при каких обстоятельствах мы можем использовать ядерное оружие: когда происходит нападение на Российскую Федерацию и когда есть угроза существованию Российской Федерации, а также наших союзников».
Далее Антонов опроверг мнение многих западных экспертов о том, что военная доктрина Москвы содержит ядерную стратегию, которую можно описать как «эксалация для деэскалации». Она предполагает нанесение ограниченного ядерного удара в ответ на крупномасштабное нападение с применением обычных вооружений, что расширяет оборонные возможности, позволяя предотвратить дальнейшую эскалацию конфликта.
Антонов порекомендовал аудитории прочитать общедоступные российские документы по данному вопросу. Однако, последовав его совету, можно сделать обратный вывод – нынешняя российская военная доктрина всё же допускает нанесение первого ядерного удара, даже если России или её союзникам угрожает только обычное, а не ядерное оружие.
Так, статья 27 доктрины гласит следующее: «Россия оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против неё и (или) её союзников ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства».
Исходя из этого, в бюллетене Defense One утверждалось, что это положение в военной доктрине России явно допускает нанесение первого ядерного удара.
Текст статьи 27 позволяет применять различные толкования того, что представляет собой опасность для государства и при каких условиях Россия пустит в ход ядерное оружие. Москва обычно утверждает, что российское государство подвергается угрозе со стороны западной политики. «Таким образом, доктрина – это просто точка отсчёта, а не чёткие указания», – отметил Стивен Бланк, старший научный сотрудник Американского совета по внешней политике.
По мнению Стефана Форсса, профессора финского Университета национальной обороны, российская военная доктрина, в основном, носит оборонительный характер, поскольку её главная цель – избежать войны со схожими по силе противниками.
«Однако, если война становится неизбежной, всё немедленно меняется, – полагает Форсс. – Тогда Россия переходит в наступление. Мрачные уроки Второй мировой войны и операции «Барбаросса» сводятся к тому, что ходу событий тех лет нельзя дать повториться. Война должна вестись за пределами Отечества».
Большинство западных военных аналитиков сходятся во мнении, что есть фундаментальное различие между тем, что Россия утверждает в своих публичных документах, и тем, что она делает для увеличения своего ядерного арсенала. Российская система снабжения и развёртывания ставит ядерное оружие в приоритетное положение. Чиновники Пентагона сообщили о том, что Россия активно наращивает свои ядерные силы. Ожидается, что к 2026 году будет развёрнуто в общей сложности 8 тысяч боеголовок – как крупных стратегических, так и новых малой и сверхмалой мощности.
В своём докладе от 2017 года «Новое ядерное обозрение в условиях новой эпохи» эксперты из США пришли к выводу, что российская доктрина претерпела фундаментальные изменения с конца 1990-х годов, причём ядерное оружие приобрело большее значение. Информация из открытых источников и доклады американских чиновников в НАТО указывают на то, что Россия разработала ядерную стратегию, предполагающую «эскалацию для деэскалации» или, точнее говоря, «эскалацию для победы», которая содержит возможность нанесения первого ядерного удара в региональных и локальных конфликтах с тем, чтобы завершить их на выгодных для России условиях.
Бывший министр обороны США Джеймс Мэттис описал российскую ядерную доктрину как «эскалацию для победы, а затем деэскалацию».
Стефан Форсс цитирует Юрия Трутнева, известного российского разработчика ядерного оружия, который полагает, что убедительность системы сдерживания зависит от непрерывной цепочки действующего ядерного оружия, рассчитанного на весь спектр военных действий.
«Нынешние огромные инвестиции России в целый ряд традиционных и нестандартных систем ядерного оружия служат доказательством того, что в своём широкомасштабном наращивании ядерного потенциала Москва следует советам Трутнева», – заключает Форсс.
Авторы новой книги «Военная стратегия и военная доктрина России» также приводят слова Трутнева: «Материальная основа означает, что система вооружений определяет реальную доктрину, в отличие от заявленной».
Заявленная российская военная доктрина действительно может существенно отличаться от реальной, так же как официальные заявления Москвы в пользу ядерного нераспространения расходятся с её действиями, направленными на выход из соответствующих договоров. В ходе упомянутой конференции посол Антонов, который десять лет назад возглавлял российскую делегацию на переговорах по новому договору СНВ, нанёс удар по этому последнему крупному соглашению о нераспространении ядерного оружия. Он отверг идею расширения договора путём включения в него недавно разработанных систем ядерного оружия и средств его доставки. Антонов нашёл эту идею провальной. По его мнению, обе стороны должны соблюдать положения договора, то есть оставить за рамками соглашения новое российское ядерное оружие, такое как ядерный подводный аппарат «Посейдон», крылатую ракету с ядерным двигателем «Буревестник» и другие разработки.
Очевидно, Россия изменила курс и больше не следует горбачёвскому видению мира, свободного от ядерного оружия.
